АКЦИЯ МРАК
Хотел бы я сказать, что магический мир лишён многих пороков, свойственных всему человечеству. Хотел бы, но не смогу. Возможно, каких-то пороков это и коснулось, но точно не ксенофобии, которая немало крови попортила Вам, не по своей вине оказавшемуся с детства "не таким", чуждым породившему Вас обществу. Лишённый магических способностей в результате генетической аномалии, Вы получили в наказание ярлык "сквиб", для многих Ваших собратьев по несчастью обратившийся клеймом и ярмом, но не для Вас. Пусть магия насмеялась над Вами, не удостоив ни единой искрой своей, природа с лихвой одарила Вас в прочих областях: недюжинный интеллект, отличная память, практически сверхъестественная способность систематизировать и упорядочивать данные буквально в уме и "разложить по полочкам" сколь угодно безобразный бардак фактов, склонность к анализу, удивительная внимательность к мелочам и особенный талант увидеть связь между на первый, на второй, на десятый взгляд несвязанными совершенно явлениями. Все эти способности Вы с годами лишь преумножили, но далеко не сразу магический мир принял Вас - а уходить в немагический Вы никогда не соглашались, точно зная, что однажды Вам воздастся по заслугам с лихвой.
Не возьмусь утверждать, но, похоже, Вы удовлетворены тем, как сложилась Ваша судьба. Невозможно представить жизнь семьи Крамов без Вашего участия, и замок Калето, кажется, рухнет, истеревшись мгновенно в песок, в тот день, когда Вы покинете его. После этого, наверное, не важно уже будет, что станется с нами и всей нашей документацией, которую Вы ведёте с потрясающей скрупулёзностью. Здесь огромный багаж Ваших знаний не остаётся без дела, всем находится применение - даже тем, на которые Вы и сами не рассчитывали. И пусть Вы порой со свойственной Вам сдержанностью и деликатностью даёте нам понять, что без нас Калето простоял бы на пару сотен лет дольше, мне, - и другим тоже, - кажется почему-то, что Вы нам всё-таки рады.

Альфред

Мне повезло знать Вас дольше всех прочих членов передового отряда МРАК, за исключением, разумеется, Данимира Крама. Я успел наделать Вам головной боли, будучи ещё двадцатичетырёхлетним юнцом, засыпав сотней вопросов и попытавшись обшарить весь замок Калето от фундамента до крыш - что поставило Вас перед необходимостью уберечь от непрошенного вторжения места, не предназначенные для посещения туристами. Да и наш с Данимиром костёр на верхушке Башни Мертвецов не прибавил Вам безмятежности. С тех пор Вы, кажется, не изменились, разве что седины в волосах прибавилось. А вот я, наверное, преобразился до неузнаваемости. Я сам не видел - слишком был занят иными мыслями, но мне рассказывали, как вытянулось Ваше лицо, когда в камине в назначенный час появились сначала несколько ящиков спиртного и только потом - я, похожий больше на труп, чем на живого человека. Я не видел, но верю, что так и было, однако не могу не признать, что Вы были не последним человеком среди тех, кто помог мне освоиться здесь и ожить. И спасибо Вам за то, что Вы верите в трезвость моего разума, за все Ваши беглые замечания, краткие улыбки и взгляды поверх очков, за то, как Вы раскладываете газеты в утренней стопке - именно в том порядке, в котором мне нужно, - за кофе, о котором я не прошу, но который всегда к ним прилагается, за все невысказанные упрёки - знаю ведь, что было, за что, - за то, что Вы так много молчите, хотя знаете ещё больше, и просто за то, что Вы у нас есть.

Сольвейг

Я искренне хотела бы стать человеком, который доставляет вам меньше всего хлопот в нашем шумном и веселом замке, но вот беда: обстоятельства как будто нарочно складываются таким образом, чтобы мне приходилось перед вами оправдываться, а вам- устранять последствия разнообразных "стечений обстоятельств".
Я не нарочно, честное слово!
Тот ураган в оранжерее, которым выбило все стекла- кто бы мог его предугадать. И взрыв в лаборатории, после которого несколько дней можно было общаться друг с другом через дыру в полу и потолках на трех этажах. И прожженный едкими ингредиентами для зелий раритетный стол-сколько,вы говорите, он стоил? Вы регулярно отлавливаете сбежавших саламандр, охочих до жгучего перца на кухне, и всегда возвращаете мне их с невозмутимостью, достойной быть высеченной в граните, несмотря на то, что такие побеги почти всегда заканчиваются маленьким пожаром. Не говоря уже о том случае, когда я, будучи не в себе, вышвырнула вас за дверь и запечатала ее с помощью магии, оставив вас совершенно беспомощным. Впрочем, кажется, мне не стоило вам об этом напоминать.
Не передать, как я ценю вас, Арчи. И хотела бы обещать в очередной раз, что " больше не повторится", но это было бы очень опрометчиво. Повторится,и не раз, и не только со мной. Так что крепитесь!

Агейп

Арчи, ты не просто дворецкий, ты душа и сердце Калето, без тебя невозможен ни болгарский замок, ни вся наша команда. Ты безупречно воспитан, сказочно умён, галантен и обладаешь тонким чувством юмора. Ты называешь меня по имени, потому что я не люблю официального "фрау", и всегда тепло мне улыбаешься. Тебя не пугает моё присутствие рядом, ты не боишься, что я уловлю твои мысли. Твоё спокойствие в критических ситуациях не может не восхищать. Несмотря на то, что ты родился сквибом, ты обладаешь совершенно особенной магией, ты способен найти подход к любому человеку, словно подбираешь для каждого тот самый ключик, позволяющий раскрыться с самых разных сторон, ты умеешь слушать, умеешь понимать и создавать вокруг себя ощущение уюта. Я, как и мои коллеги, буду счастлива видеть тебя на форуме, придумывать интересные сюжеты и играть их.

Ты когда-нибудь чувствовал, что тебе не хватает того, кого ты никогда не встречал?
- Ричард Бах

Арчи, Вы просто представить себе не можете, как мы все (передовой отряд МРАК) Вас любим и ждём. Нет среди нас того, кто не упоминал бы Вас в постах, в думалке или флуде (просто вбейте в поиске "Арчи" - и сами увидите). И я думаю, что не будет того, кто не захочет Вас поиграть. Честно признаться, я ещё нигде не встречал персонажа-неканона, которого ни разу никто не играл, но который был бы таким живым, ярким и обожаемым всеми.
Это необычная, интересная, полная возможностей роль. По понятным причинам на ролевых по волшебному миру сквибы чрезвычайно непопулярны, но, поверьте, Арчибальд - наикрутейший сквиб из всех возможных, по крайней мере на Обскуре, и в смысле крутости он оставляет далеко позади многих волшебников.
Мы практически уверены, что не согласимся сменить внешность Джереми Айронса, поскольку все уже представляем Арчи именно таким и свыклись с этим породистым харизматичным лицом, но Вы можете попробовать нас переубедить.

❖ ПОСТ

+++

Калето поражал воображение, заставляя его работать с удвоенной силой. После простого, незатейливо прямолинейного дома, в котором вырос Альфред в Аризоне, это место казалось поистине невероятным. Разумеется, ему уже довелось видеть замки, путешествуя по Европе, да и здание, принадлежащее МАКУСА в Нью-Йорке не было просто спланировано ввиду всех функций, которые должно было вместить, но то были здания нежилые, а значит, в сравнениях не участвовали, поскольку не принадлежали никому и исследовать их целиком и полностью от подвалов до башенных шпилей шансов не было.
Калето же, гостеприимно распахнув двери гостю из Нового Света, остался открыт для него сверху донизу - за исключением мест, коих в достатке имеется в любом старом замке, тех самых, что таят неведомые пришлым опасности и грозят лютой смертью неосторожному визитёру. У хозяина Калето, впрочем, не было синей бороды и десятка убитых жён, зато было двое сыновей, обадающих полным набором самых лучших человеческих качеств. И одного из них Альфреду Баттлфилду посчастливилось заполучить в друзья. Возможность облазить вдоль и поперёк его фамильный замок была наиприятнейшим дополнением к другим преимуществам этой связи.
День, когда он добрался до Башни мертвецов, остался в памяти как один из самых счастливых дней его жизни, несмотря на не самые радужные его последствия, и не единожды именно он всплывал в сознании при необходимости использовать магию Патронуса. Мирко создал для него целый квест, проведший американского гостя по всему замку извилистым путём от загадки к новой загадке и закончившийся в самой разрушенной его части, вместе с тем обладающей самой необыкновенной, будоражащей воображение атмосферой. Осознание того, как много сил, должно быть, пришлось потратить Краму на организацию такого потрясающего развлечения, дополнительно усиливало его эффектность для Альфреда, хорошо знавшего, что друг его не склонен к долгим планированиям и выверению стратегических приёмов. Финальным заданием была самая сложная шарада, результатом которой должно было стать заклинание, позволившее бы открыть проём, заложенный камнем. Сам Мирко с камнем справлялся без труда, будучи виртуозом в стихийной магии земли, но Альфред ничем таким не отличался, и болгарин оплёл камень, скрывающий проход, дополнительной магической формулой, разгадав которую можно было избавиться от него.
Над этой формулой Альфред, рассудок которого от восторга и усталости, возникшей после прогулки по всему замку, работал не лучшим образом, бился добрых полчаса, но всё-таки одержал свою волнительную победу, пролез в Башню и получил приз.
Приз вызвал у него новую бурю восторга, он потребовал немедленного его распития по всем правилам зимнего употребления ракии, и в результате Мирко влетело от отца, приметившего костёр на вершине башни и, как выяснилось позднее, не дававшего согласие на уничтожение жемчужины его алкогольных запасов. Разумеется, Крам ничего не сказал другу, но тот ненароком подслушал разбор полётов и впоследствии долго тяготился содеянным. Но сожалеть о том, что произошло, он не смог. Он был слишком счастлив в тот день.
День, оставшийся так далеко в прошлом. День, принадлежавший жизни какого-то другого человека, едва знакомого нынешнему Альфреду Баттлфилду. Принимавший в его событиях непосредственное участие Данимир Крам тоже сделался другим невозвратно.
Мысли об этом неподъёмны и пропитаны ядовитой усталой обречённостью. Как много они могли в те времена, лёгкие, свежие, лишённые тяжести сожалений и свинцовых оков боли, притягивающих к земле, заставляя сгибать прежде прямые спины. Правда ли, что тогда всё это далось бы им много проще? Наверное, нет. Это всего лишь упаднические размышления отчаявшегося разума. Разума, которому отчаиваться непозволительно. Но что может быть труднее контроля собственных мыслей? Даже чувства контролировать не в пример проще.
Потому Альфред думает, пока идёт знакомой дорогой к Башне мертвецов, руководствуюясь выводами, подсказанными частично анализом имеющихся фактов, частично интуицией, частично - сердцем: Мирко сейчас там, и вместе с ним там - ящик огневиски, на пропажу которого посетовал "единственному, кто здесь сохранил трезвость разума" дворецкий Арчибальд.
Альфред поспорил бы с почтенным руководителем замкового быта насчёт того, что сохранил здесь трезвость разума, но волнение, охватившее его мгновенно при известии об изчезновении огненного напитка, было слишком сильно, и он распрощался с Арчибальдом весьма поспешно. Поначалу он шёл без определённой цели, используя неровный ритм своих шагов в качестве аккомпанемента стремительно несущимся мыслям - размышлять на ходу ему всегда было проще. Затем его направление приобрело чёткий вектор.
Вторая годовщина гибели Десимира - вот что толкнуло Мирко на одинокую вершину в компании ящика опасного пойла. Альфред не представлял, что он скажет другу, когда доберётся до Башни и с неумолимым нахальством нарушит уединение Крама. Он не представлял, какие слова могли бы достигнуть его рассудка в день, когда прошёл всего год после смерти Соледад. Он с трудом пережил тот день - странно, что могло отличать его от дня позже или дня раньше, ведь ни в одном из них не было ни Соледад, ни надежды когда-нибудь снова увидеть её, услышать её голос, прикоснуться к ней, но отчего-то именно годовщина имела свойтво выбивать из колеи с особенной жестокостью. Это оставалось верным и для второй годовщины, и для третьей тоже, и до сих пор давало о себе знать в ту самую дату.
Но он должен был прийти туда, чтобы не позволить Мирко поддаться какому-нибудь из искушений безумия, которые отчаяние так любит швырять в самый центр сознания, охваченного пламенем боли утраты.
Формула, сочиненная Мирко ради забавы двадцать лет назад, все еще в силе, и она срабатывает. Перешагнув высокий неровный порог, Альфред убеждается в том, что не обманулся в своих предположениях, он их нашел - и Мирко, и ящик огневиски. И еще - колдографию Десимира, приколотую к одному из зубцов башни.
Всё здесь окутано болью, которая ощутима физически. Она оседает мурашками на лопатках и лезет черной пыльною взвесью в глаза, заставляя их слезиться. Альфреду знакома эта боль. Он сам до сих не научился бороться с ней.
- Арчи в панике, - сообщает он Краму с полуулыбкой, очень легкой, которая не должна оскорбить его горе, - Он не досчитался целого ящика огневиски. Не знаю, какие он мог иметь на него планы, однако же пропажа очень его обеспокоила... А меня обеспокоило твоё отсутствие, Мирко, - в последних словах улыбки уже нет, одна лишь тихая, но отчетливая серьезность.

❖ СВЯЗЬ
Пишите в гостевой, туда толпа набежит)))

Дорогой братец! Далеко не всем в этом сумасшедшем мире так повезло, как тебе! Ведь именно о таких, как ты говорят – родился с золотой ложкой во рту.
Тебе двадцать восемь, ты чистокровен, прелесть как хорош собой и совершенно неприлично богат. Добавь к этому папеньку заместителя Министра Магии Великобритании и уясни, что очередь твоих невест выстроилась до Парижа. А обратно – вереница «испорченных» тобою девиц. Ох уж сколько было охотников преподать тебе урок правильного обхождения с дамами (читай: женить без суда и следствия), но ты будто в младенчестве искупался в котле с Фелиц Фелициус. Разумеется, это не так, но тебе хватает ума и изворотливости (спасибо Слизерину и трехгодичной стажировке в Гринготтсе), чтобы всегда выходить сухим из воды.
Да, природа пожалела для тебя какого-либо выдающегося магического таланта, зато ты чертовски успешен в преумножении семейного капитала. В двадцать три ты ловко вложился в судоперевозки, в двадцать пять стал младшим партнером, а к двадцати восьми сфера твоих предпринимательских интересов разрослась настолько, что нет в Британии инвестора или дельца, не слышавшего твоего имени.
Ты слывёшь обходительным и обаятельным, но редко кто разглядит за дурашливой улыбкой драконий оскал. В действительности, ты запросто откусишь руку (а то и вовсе голову), любому, кто захочет пересчитать твои богатства и клыки.
Пару лет назад ты перешел из сочувствующих в лояльные Армии Гриндевальда, и уже успел подняться от пешки до рыцаря. Благодаря судоходным активам и обширным связям на Востоке, именно тебе предложили стать координатором экспансии Геллерта в Индии и близлежащих государствах. Ты виртуозно вымениваешь знания об аутентичных мистических практиках на заманчивые обещания о превосходстве волшебников. Измученные многовековой европейской экспансией индусы охотно верят твоим сладкоречивым посулам. 

Флоренция Шафик

Увы и ах, твоей старшей сестре ничего не дается легко. Мы вполне дружно сосуществовали в нежном возрасте, ровно до твоего первого года в Хогвартсе. Твои первые рождественские каникулы  стали отчетной точкой нашей разлуки.
Сказал ли тебе отец о том, что произошло? Сказал ли сразу или много позже? Взял ли с тебя непреложный обет или просто обещание молчать?
Я не знаю.
Я не винила тебя за безразличие, когда ты был ребенком, не винила и после. Мне нравилось думать, что ты проявляешь деликатность к тем душевным ранам, что ещё кровят. Так что изменилось, Джерри? Истек срок давности или отец наконец-то смирился, что кресла Министра ему не видать?
А впрочем, не важно, я уже полжизни не-Шафик, и даже имя мое предано забвению, и раз уж тебя так коробит, что в тридцать я выгляжу на пятнадцать, то не проще ли нам избегать ненужных встреч? Поверь мне, брат, моя история не пьётся под Шардоне, её не сдобришь самоиронией, а оплакивать, думается мне, ты не умеешь.
Но зачем-то ты отчаянно бьёшься в мою привычную жизнь, сотрясаешь уютное одиночество.  Это всё Астерион, несносный мальчишка, бередит твои мысли, и мои - бередит. Он думает, что если вернёт меня - тебе, то легче станет ему, но Электры нет, слишком давно уж нет, и даже от тела ее, упокоенного в семейном склепе, мало что осталось.
Так случилось, что тема сестер - табу. Так стоит ли его нарушать? Я могу прочесть любую твою мысль быстрее, чем ты закончишь ее думать, готов ли ты доверить все свои секреты мне - женщине, которую не видел пятнадцать лет?
Готов ли ты назвать снова сестрой ту, которая создала себе брата из совершенно постороннего человека, перекроив его личность, точно орнамент на корсаже?

Астерион Блэк

- Джей! - восклицаю я, зарядив битой по бладжеру: дорогу нам пересекает загонщица Хаффлпаффа, прижимающая к груди квоффл.
Даже смотреть в твою сторону мне нет нужды: я чувствую, где ты, Джеральд Шафик, - ох, как длинно! - Джеральд, - непозволительно длинно, - Джерри, - нет, ты услышишь меня быстрее, Джей, иногда хватает и единственного звука - Дж. Ты начинаешь замах, кажется, ещё до того, как моя бита коснётся бладжера, ты заканчиваешь его именно там и в тот момент, когда следует: и вот уже квоффл в руках нашей команды.
Если я в чём я уверен здесь, в небе - так это в тебе.

- Джей, так куда пропала Флора? - ты пожимаешь плечами и взгляда твоего достаточно, чтобы я понял: тема твоей сестры - теперь табу.
Я предприму ещё две попытки дознаться, что сталось с ней, ты ещё дважды пожмёшь плечами и взглянешь вот так - и тема эта закроется очень надолго. На много странных и диких лет, Джей. Зато тема моей сестры пока ещё не закрыта, и вас уже на словах, по-доброму улыбаясь, женят все в нашем чистокровном обществе, и она смеётся, и ты смеёшься, а я не смеюсь - но если отдавать кому-то Эль, то, конечно, тебе.

- Джей, - слова сбились, спрессовались в горле и не поддаются попыткам произнести.
Ты не требуешь их, не ждёшь, ты в них не нуждаешься. Приносишь огневиски, газеты моему отцу, мне - журналы по трансфигурации - неужели сам подписался? - зажигаешь лампы в комнатах, окутанных тьмой.
Мне не нужно пожимать плечами и как-то по-особенному смотреть, тема моей сестры теперь тоже табу - такова, видимо, наша судьба. Вся болтовня из детства о двойной свадьбе и двойной возможности породнить Шафиков с Блэками останется болтовнёй, приёмы останутся воспоминаниями, друзья - достоянием прошлого. Но если кому и отдать билет на соседнее кресло в мою дальнейшую жизнь - конечно, тебе.

Джей, я нашёл десять новых способов убить человека, полсотни способов отравить его существование и пару сотен - превратить в калеку. Но по-прежнему ни единого - оживить, Джей, ни единого.
Джей, я умею превращать кровь и тёмный стаут, сердце в печень и жизнь в ад. Только не сумею превратить себя обратно в человека. Возможно, проблема в том, что я не хочу становиться человеком. Помню, что ощущения - такие себе, а что скажешь ты?
Джей, мне бы ещё парочку этих золотых ступ, что ты привозил из Индии, и глиняное кольцо из Малайзии, у которого всего один край, помнишь? Только теперь мне нужно закрученное изнутри наружу, а не наоборот.
Я работаю теперь в Хогвартсе и клятвенно обещаю не убивать слизеринцев. Постараюсь не трогать рейвенкловцев, пощадить хаффлпаффцев. Насчёт гриффиндорцев ничего обещать не могу. Даже тебе.

Джей, я встретил Флору.
Ту самую твою сестру, которую ты не видел пятнадцать лет.
Я встретил Флору, которая давно стала табу. Флору, о которой ты так ничего и не сказал, загадочно пожимая плечами. Я встретил Флору, Джей.
И она... и я...
Неужели... наконец я наткнулся на что-то, о чём не выходит вот так, запросто рассказать тебе?

Ты константа. Моя жизнь изменяется до неузнаваемости, всё встаёт с ног на голову и обратно. Я думал, что умер. Потом я и вправду умер. Я давно перестал быть человеком, я чудовище, у меня есть новый отец и новая сестра, новое безумие и ещё с десяток безумий стоят на подходе, переминаясь в нетерпении обуять неспокойное моё сознание. И только ты остаёшься там же, где и всегда, и без тебя вообразить мир уже, кажется, невозможно. Может ли это однажды измениться? Решать тебе.

Дорогой Джерри! Вся прелесть этого персонажа в том, что он может быть совершенно разноплановым сюжетно и эмоционально, он сможет выстроить широкий диапазон отношений и сюжетов, а мы с удовольствием откликнемся на все начинания и поможем войти в игру!
Очень ждем тебя!

❖ ПОСТ

+++

Жить в твоей голове и любить тебя
Неоправданно, отчаянно.
Жить в твоей голове и убить тебя
Неосознанно, нечаянно.

- Нет, тебя нет, тебя больше нет, - хорошо, что он осознает этот факт, плохо, что не осознает себя в реальности. Его пальцы судорожно, слепо шарят по ее лицу, как будто он пытается очертить образ сестры поверх ее. Женщина отступает назад, как будто получила пощечину, будь Блэк в себе, он бы удивился такой реакции, а может бы и обиделся, но сейчас Флора наедине со своими умениями и его демонами.
Эль-Нат смотрит в неподвижные зрачки мужчины и понимает: счет идет на минуты. За годы работы с пациентами, она научилась очень тонко чувствовать ту грань, после которой сознание больного уже не вернется в тело. И Астерион уже стоит у этой черты. Решение женщина принимает мгновенно, пусть то, что она собирается сделать является чистым безумием, но не сделать она отчего-то не может. Надо бы оттащить его в соседнюю палату на кушетку, но секунды утекают слишком стремительно, мужчина падает на колени, потому Беккер безжалостно взмахивает палочкой, и Блэк меняется местами на операционном столе с недавним пациентом. Эль не обольщается, у бедняги, которого она так бестактно переместила на пол нет и десяти минут. Как только Астерион перестал поддерживать в нем жизнедеятельность при помощи заклятия, тело запустило процесс саморазрушения. Спасти мужчину может быть проще, чем вернуть Блэка, но Эль-Нат свой выбор уже сделала.
Холодные пальцы с силой ложатся на виски, чувствительные подушечки щекочут непослушные кудри. Тактильный контакт вовсе не обязателен в ее практике, но Беккер предпочитает всегда оставлять себе точку опоры на физическом уровне. Когда работаешь с сознанием без страховки, это всегда сопряжено с риском. Но если сфокусироваться на каком-то ощущении, то шанс выдернуть себя, словно Мюнхаузен за косу, из лабиринтов чужого сознания возрастает.
Первое, что она делает – размывает то самое, разрушающее воспоминание о гибели сестры. Его не нужно искать, оно на поверхности, оно яркое и доскональное, запечатлено с  фотографической точностью. Дьявол в мелочах, она точно знает, что если сгладить приметную щербинку на паркете, или убрать солнечные блики сквозь паутину трещин на стекле, или забивающую нос пыль, то воспоминание потеряет объем. Нет, боль и страх не уйдут, но постепенно рассеются вместе с докучливыми подробностями. Большинству пациентов хватает и этого, но воспоминание Астериона слишком травматично, боль продолжает бурлить в нем и пениться, но не находит точки приложения, и эта ситуация даже опаснее, чем была.
Эль до скрежета сжимает зубы и сглатывает стылый воздух операционной, который царапает гортань, будто предостерегая «Остановись! Дороги назад уже не будет!» Для его боли и страха нужна новая матрица, та, в которой он сможет испытать спасительное облегчение, а не бессилие. Она может нарисовать в его голове любую картинку, но не подкрепленная эмоциями, новая память не приживется. Мозг будет постоянно чувствовать фальшь и стремится избавиться от навязанных образов. Чтобы провести аналогичную манипуляцию с Дирком Вагнером, Эль-Нат готовилась больше полугода, собирала образы, проектировала их, расцвечивала эмоциями, переживаниями, мечтами. Имплантировала скрупулёзно и докучливо,  не давая мозгу ни единой зацепки. То, что она собиралась сделать сейчас, больше напоминает ни работу педанта-эстета, а шаманские танцы под галлюциногенными грибами.
У нее нет заготовок, нет продуманных образов, но есть память: ее и его. Беккер берет единственный из возможных фрагментов - день своего пленения. И вот уже не маленькая девочка сжимается от страха за свою жизнь в темном холодном лесу, а молодой мужчина ищет девушку, к которой неравнодушен. Она тоже помнит свой страх досконально, каждую корягу, поваленное дерево, труп оленя и оскаленную пасть рычащего волка над ним. Помнит, как мороз кусал влажные от слез щеки – теперь помнит и он. Она щедро льет свой безотчетный ужас и страх, что спасители не успеют, и он смешивается с чувствами Астериона в бурлящий коктейль, он ведь тоже так боялся не успеть. Хрупкая, едва живая девушка сжалась в темном углу вонючей лачуги – это воспоминание она подсмотрела в голове отца, и это был первый образ, боль от которого она разделила с другим человеком. Зашкаливающие эмоции мужчины хлынули в новую матрицу, наслаиваясь на образ, заполняя его. Девушка слабо улыбается разбитыми губами, и ему так страшно, что она уйдет так же, как ушла сестра, угаснет прямо на руках Астериона помятой лечуркой. Но он уже вовсе не неумелый подросток: заклятия срываются с палочки и целительная магия возвращает Флоренции жизнь.
Носовое кровотечение начинается внезапно сильно, горячие потеки заливают губы, подбородок, шею, отдельные капли срываются на лицо Астериона и выглядят настолько зловеще, что Эль уже знает – она заработает очередной страх. Если переживет сегодняшний день. В голове звенит, и это верный признак перенапряжения. Те, кто считает работу с сознанием делом легким и незатратным – глупцы. Лигилимент все время ходит по грани, перенапряжение создает риск мозгового кровоизлияния. Эль-Нат отгоняет неуместный страх и остервенело размазывает идущую кровь плечом.
Флоренция в воспоминаниях Астериона открывает прояснившиеся глаза и смотрит с благодарностью и нежностью. Флоренция в реальности держится на ногах из чистого упрямства.
- Пожалуйста, посмотри на меня… - шепчет она окровавленными губами и будучи не в силах больше стоять, отпускает голову мужчины и оседает на холодные каменные плиты.

❖ СВЯЗЬ
Гостевая/ЛС - Эль-Нат Беккер или Астериону Блэку

Марко Феранандес, АГ, 38 лет, охотник за головами и реликвиями, мастер темной магии, холост.
Марко был долгожданным ребенком в семье Фернандес. Его мать всегда хотела сына, но вопреки ее ожиданиям первой родилась дочь. Поэтому матушка была вне себя от счастья, когда на свет появился Марко. С младенчества его окружали только самые лучшие вещи, люди и даже погода ( магия она такая). Все за исключением внимания отца, который до безобразия любит старшую сестру и оживлялся лишь тогда, когда она приезжала на каникулы. Впрочем Аделаиду Марко не возненавидел, потому что матушка давала ему столько внимания, что отца можно было понять и простить. Но росток ревности и соперничества между сестрой и братом все же успел зародиться. Далее Марко отправляют в Дурмстранг. В учебе мальчик показывал себя прекрасно и одарено, а может был бы лучшим учеником, если бы не его жажда свободы, а значит и нарушение правил. Впрочем это не помешало ему полюбить темные искусства. Затем была свадьба сестры с русским, которого он возненавидил с первого взгляда. Как же...В жизни Аделаиды появился кто-то важнее него. Такой наглости Марко простить не мог. После окончания школы Фернандес домой не вернулся, избегая попадания под опеку матери. Он путешествовал по миру и зарабатывал себе на жизнь совсем не так, как мог бы будучи наследником богатого чистокровного испанского рода. Тем не менее жажда приключений была у него в крови и доподлинно не известно чем именно занимался Марко до попадания в Армию Гриндевальда. Кто-то говорил, что он был орхотником за головами, кто-то, что на заказ разыскивает редкие артефакты, кто-то, что контрабандист. Неоспоримым фактом было то, что Марко был умен и хитер, поэтому попав к Гриндевальду он быстро дослужился до рыцаря, но дальше дело не шло. Ему нужно было что-то чтобы поразить мастера. Тогда ему пришла в голову ужасная мысль использовать сестру для своего повышения. На тот момент Ада была известным артефактологом и могла быть полезной, а возможна даже знала, где находится то, что искал Гриндевальд. Чем не путь к повышению? Тогда он инсценировал несчастный случай на ее экспедиции. В результате вся команда Власовой погибла, а ей самой изменили память. Угрызениями совести Марко не мучался, хотя ему было безгранично больно наблюдать за тем, как страдает его сестра от мысли что ее дочь и муж погибли. Впрочем пути назад не было и ему оставалось лишь жить дальше и научить этому ее. Учитывая, что он убедит своего мастера, что Ада может быть полезной пешкой в их рядах, даже не обладая нужной информацией.

Что можно сказать об отношениях брата и сестры? Ада всегда смотрела на младшего брата с высока, но была рада, что мечта матушки осуществилась и ее оставили в покое. В отличии от Аделаиды Марко можно было все и матушка прекрасно обеспечивала его всем, что душе угодно. Мальчик с золотой ложкой во рту. Они дружили в детстве и даже развлекались. Перелом в отношениях наступил в юности, когда Ада стала Власовой. Пожалуй по классике жанра Марко Власова не взлюбил, учитывая, что с детства ревновал свою семью по поводу и без из-за баловства, которое ему обеспечивала матушка. Уже будучи у Гриндевальда Марко станет для Ады всем

Хотелось бы персонажу жизни и долгой игры. Думаю итак понятно, что Ада полностью завязана на идеи с братом, поэтому играть можно много и долго. При этом он вполне самостоятельный персонаж, которого я не закрываю в рамки каких-то определенных отыгрышей. Единственное попрошу не делать его аюсолютно добрым. Злым? Пожалуйста, но не добрым. Ему не чуждо состарадание, грусть и т.д., но он не лишен пороков таких как тщеславие, жажда наживы и прочее. Вы моежет придти с кем-то в парой. Это будет прекрасно. В принципе вся биография вполне меняема, как и внешность. Единственное фамилия останется неизменной, как страна происхождения и лояльность. От вас требуется логично вписать как вы попали в Армию Гриндевальда, из каких побуждений. Все остальное в принципе придумано и менябельно, кроме истории моего персонажа. Очень попрошу при взятии персонажа, связаться в гостевой для уточнения деталей. Буду очень рада видеть, обогрею, затащу в игру и буду безгранично счастлива. Вы очень нужны.

❖ ПОСТ

+++

-Экспекто Патронум. - голос Сириуса звучал уверенно и через мгновение с палочки соскочил пес. Он отличался от того, что Роуз видела в прошлый раз. Сказать что он был потрясающим ничего не сказать. Девушка была довольна собой и своим учеником. Ее губы моментально тронула улыбка, а на лице можно было прочитать гордость, но не успела она сказать, о том, что Патронус прекрасен и как она говорила, что у Блэка все получится и вообще он такой молодец, да и она тоже, как тот резко развернулся.
-Спасибо. - произнес он, находясь в опасной близости от нее. Вейла даже не успела подумать, что ему ответить, как в следующую секунду, мгновение...Она почувствовала как, губы обожгло всепоглощающее тепло. На секунду показалось, что Роуз сгорит в его руках, разобьется, сломается. Смесь чувств захлестнуло ее с головой как волна, ураган, цунами. Девушка не могла ни сделать шаг назад, потому что он крепко, как ей казалось, держал ее, ни разразиться угрозами в его адрес, но могла лишь отвечать на его действия, понимая, что ей не особо и хочется, чтобы это заканчивалось. Розмари Линдгрен с треском провалилась перед неожиданными действиями Сириуса Блэка. В ее голове время стало течь иначе и возможно сознание ей диктовало, что они стоят так и целуются на опушке в запретном лесу около часа, хотя в реальности прошло всего лишь несколько минут или и того меньше? Как только все закончилось, девушка слегка отклонилась назад. Она стояла и тонула в его глазах, ощущая как в груди выбивает чечетку сердце. Легкий ветерок трепал ее волосы и охлаждал пылающие щечки. Роуз выглядела растерянной. Стоит признать, что бунтарь напротив застал ее врасплох. Буря эмоций внутри угрожала вылиться в шквал претензий, но эффект неожиданности брал свое, не позволяя ей разразиться оскорблениями.
Иногда бывает так, что в самый неподходящий момент происходит что-то, что потом переворачивает весь твой спокойный тихий мирок, который теперь укрылся в углу и плачет кровавыми слезами от предстоящего приключения. Вы наверное подумаете, что вот оно счастье! Один из самых классных парней в школе поцеловал очаровательную вейлу, но как бы не так. Внутри у Линдгрен бушевала буря из непонятных чувств и эмоций. С одной стороны хотелось огреть нахала чем-нибудь потяжелее, с другой наложить заклятие забвения, с третьей броситься ему на шею и ответить еще более страстно. К сожалению большее на что она была способна это:
- Очень хорошо... - выдавила она, с нескрываемой дрожью в голосе. Она даже не знала что именно было "хорошо" поцелуй или Патронус. Линдгрен все еще не двигалась с места, глядя в глаза Сириусу. Только сейчас она заметила, что вообще он был достаточно хорош собой. Его темные волосы, острый взгляд, блуждающая ухмылка - он напоминал хищника на охоте за девичьими сердцами, коллекция которых с каждым годом только возрастала. На лице Роуз читалось удивление смешанное с какой-то потерянностью. Взгляд голубых глаз буквально пронизывал его, будто пытаясь найти ответы на свои вопросы. Почему? Зачем? Как? Застывшее выражение лица Розмари, оживляли лишь частые взмахи длинных ресниц. Она не знала сколько прошло времени, может минута, а может всего пару секунд, пока ее мысли более-менее не нашли рационального объяснения тому что случилось совсем недавно. Наверное я перестаралась с очарованием... - мелькнуло у нее в голове. Девушка медленно перевела дыхание, все так же не двигаясь с места. Все же она решила, что скоро Блэк должен прийти в себя и когда она отойдет чуть дальше, то и у нее пропадет очевидное желание поцеловать его в ответ. Линдгрен иногда вспоминала свои первые чувства. Первая влюбленность у Розмари наступила в 15 лет. Пожалуй это было одним из самых ярких ее воспоминаний. Парень учился на последнем курсе Хогвартса, а она на пятом. Парень был симпатичным и вежливым, а еще он кажется любил ее. Конечно для наивной девочки это было в новинку и она с головой погрузилась в свои чувства. Каждый раз при встрече с ним она испытывала легкость и непринужденность, не замечая, что на него влияло ее очарование вейлы. Когда он выпустился, то обещал ей писать и ждать ее на каникулах, но на все ее письма не было написано ни строчки. Тогда Розмари с горечью поняла, что на самом деле это не любовь, а юношеская влюбленность и что более обидно ее дар, который стал для нее проклятьем. Нет, Роуз не возненавидела свои способности, а только стала пользоваться этим для своей выгоды. Ей было удобно практически на автомате располагать к себе людей и это чувство ей нравилось, хотя и вызывало грусть, потому что когда утро опускалось холодным рассветом на очарованные ее сердца, то они просыпались от сладкого забытья. Влюблённость вообще странное чувство, заставляющее людей идти на необдуманные поступки, слова, действия, а потом все пережитое становилось обрывком красочного сна, который жестоко прервали и только единицы перерастали во что-то более серьезное, чем просто увлечение. Сейчас перед ней стоял Сириус и она прекрасно понимала, что учитывая их необычный урок старалась помочь ему, но при этом видимо приложила слишком много усилий. Роуз немного неловко подняла руку, будто хотела что-то сказать, но в горле предательски пересохло. Тогда она просто коснулась кончиками пальцев его растрепавших волос, делая вид что в них что-то застряло, но на самом деле ей просто нужно было что-то сделать, чтоб отвлечь внимание и не поддаться порыву. - Ветер... - проговорила она, пытаясь вернуть своему голосу уверенность, а на лице появился оттенок задумчивости, который быстро сменился наигранно непринужденностью. Отведя глаза, она ловко выскользнула из рук Сириуса и направилась к дереву, где оставила свою школьную сумку. Линдгрен была рада, что пришлось повернуться к нему спиной и он не увидит ее играющую на лице улыбку и совсем раскрасневшихся щечек. Неуверенными, но быстрыми шагами она добралась до своей отправной точки, с которой началось их факультативное занятие. Ей казалось, что если не заострять внимание на том, что случилось, то скоро это забудется и она сможет вновь взять себя в руки и общаться с Блэком как обычно подобает однокурсникам. К ее удивлению руки продолжали не слушаться, когда она опустилась вниз, чтобы найти в ней так кстати припрятанные кексы с обеда и пару яблок. Они с Валенсией хотели позже встретиться и зная пристрастия подруги к сладкому Роуз благоразумно позаботилась о том, чтобы порадовать свою любимую подругу. Конечно, девушка никак не предполагала, что угощать она будет не брюнетку, а брюнета. Все же приложив больше усилий, Розмари все же достала все, что искала и выпрямившись, она еще раз перевела дыхание, чуть поведя плечами и уже с привычной для нее улыбкой на лице, повернулась к Блэку.
- Ты хорошо постарался. Твой Патронус сейчас выглядит идеально. - громко проговорила она, кидая взгляд на огромного пса, который был удивительным и совсем как живым. К нему успел подойти ее ирбис, будто бы изучая своего нового друга. Удивительно, что вроде бы у неживых Патронусов могло быть что-то напоминающее душу, хотя если посмотреть с другой стороны, то скорее всего они были даже больше наполнены душой чем некоторые настоящие люди. С одной стороны это было куда более чем просто грустно, с другой такова была жизнь и изменить ее было невозможно даже с помощью волшебной палочки.
- Кстати, почему пес? - с интересом спросила она, подходя к парню ближе и держа в руках то, за чем она отходила. - Держи, я все же не настолько бессердечна, чтобы оставить тебя совсем без сил. - Роуз слегка улыбнулась, протягивая Блэку яблоки и кексы. Она избегала смотреть ему в глаза, поэтому со всем усердием разглядывала Патронусов. Жаль, что она так и не заметила как среди размышлений и мыслей, Сириус крепко поселился в ее голове.

❖ СВЯЗЬ  гостевая, далее скайп, вк, телеграмм, лс, все что душе угодно.

Ты самоуверен, умен, и стратегичен. Ты знаешь, чего хочешь и как этого добиться, и тебе совершенно все равно, сколько для этого придется срубить голов. Ты бесстрашен и храбр, жесток и не прощаешь ошибок. Ты мудр и любишь знания, и собираешь их крупицу за крупицей чтобы затем использовать в своих целях. Ты ценишь друзей и тех, кто тебе предан, но совершенно безжалостен к тем, кто тебя предал.
[indent] Амбициозен и учишься магии как безумный ученый, и жаждешь того, чтобы мир принял тебя, как своего, но чувствуешь, что мир этот безжалостен к тем, у кого нет статуса и денег. И ты смог заработать оба причем совершенно самостоятельно. Продаешь а большие деньги все, что только можешь поймать: родную стихийную магию, информацию, и даже собственную дочь.
[indent] Ты был рожден в достойную норвежскую семью, но у тебя никогда не было шансов на то, чтобы стать наследником семейного имени и богатства - младший сын, ты провел всю свою жизнь пытаясь доказать своим холодным родителям что ты лучше, умнее, храбрее, и предприимчивее чем все твои братья, но это ничего не изменило. Ты отучился в Дурмстранге и решил взять судьбу в собственные руки. Ты оказался полностью погружен в поиски новой магии, темной, светлой, бесплалочковой, стихийной, и обошел в ее поисках практически весь мир. Ты искал силы, искал статуса, и искал способа стать частью по-настоящему сильной и могущественной семьи, вот только девушки Европы не дали тебе долгожданной свадьбы и смотрели немного свысока, и ты вернулся на родину. После лет путешествия по Скандинавии, ты оказался на острове Серейя в поисках древней ритуалистической магии, где стал стражем дочери главы по имени Фрейдис, а в последствии и ее мужем.
[indent] Ты стал частью древнего рода и считал, что впоследствии станешь его главой. Но нет, бразды правления перешли к брату Фрейдис и тебе стало понятно, что они не станут доверять власть или же свои знания человеку, что пришел издалека. Они сколько угодно могли давать тебе свою фамилию, но ты знал, что никогда не станешь частью их семьи и достойным доверия. Они пытались дать тебе территории, которыми ты мог бы управлять, но ты прекрасно знал, что они не позволят тебе самому сделать и единого шага. Ты ждал много лет - у тебя родилась дочь, но конфликты возникали все чаще и чаще и ты чувствовал себя окончательно преданным. В один день ты решил, что этого достаточно.
[indent] Продав собственную дочь в замужество на юг острова, ты получил внушительную сумму денег и бежал вместе с секретами рода куда подальше от этой семьи, и больше никогда не возвращался. За это время ты приобрел силу и мощь, ты получил всю сижу, о которой надеялся, и совершенно не гнушаешься шантажом и поддержкой весьма сомнительных организаций и планов. И многие были бы рады отомстить тебе за то, что ты с ними сделал, однако ты слишком силен для того, чтобы кто-то смог тебе по-настоящему помешать.

из биографии Эриндис (частично менябельно если есть желание)

Клан Химмелен-Фьелль живет уединенно и тихо - они кутаются в теплые шубы, чтобы пережить беспощадные холода и щурятся от солнца, потому что они привыкли к темноте. Их не увидишь на светских приемах, их имен нет на страницах современной истории, и дети их никогда не принимают приглашение обучаться в Дурмстранге. Многие считают, что клана Химмелен-Фьелль и вовсе не существует, и все упоминания о нем - выдумки, направленные на то, чтобы пугать на ночь непослушных детей. И хорошо. Этого их клан и добивался.
Прошло несколько десятилетий с тех самых пор, как короли всей магической Скандинавии побросали все, над чем работали, и скрылись на острове Серейя, в темноте да холоде севера. Бывшие лидеры политической арены, военного времени, да патроны искусства и магии, исчезли настолько старательно, будто их никогда и не существовало, и на все попытки к ним приблизиться они даже и не пытались ответить. Прошло несколько лет, и магическое сообщество начало привыкать к их отсутствию. Прошли десятилетия, и оно привыкло обходиться и без них. Прошли века - и этой фамилии никто и не узнает кроме тех, что посвятил себя старым летописям давно минувших дней. Или тех, кто жил и проживает на территориях острова Серейя. И тех, кто в семье этой родился.
Ее отец, Рагнвальд, мало предавался мыслям о политике и будущем. Не в силах совладать со своим положением представителя младшей ветви, он регулярно пропадал где-то не сообщая им, а возвращался пьяным да агрессивным. Он делал вид, что ему было совершенно все равно, отказываясь от территорий, которыми ему предлагали управлять да не выполняя обещанного, и отказывался признавать обратное. И семья привыкла к нему, как и ко многим иным представителям, о которых говорили, качая головами. Их семья не отказывалась друг от друга, и они знали, что не было ничего важнее кровных уз. И все вместе они хранили тайну проклятия, в результате которого их клан однажды исчез с политической арены магического мира - из века к веку матери клана Химмелен-Фьелль передавали своим дочерям проклятье маледиктуса, обрекающее их на превращение в волков. И их семья хранит эту тайну настолько ревностно, насколько они только могут.
Однако, если в сохранении тайны их семья и оказалась успешной, на поприще управления деньгами и людьми успехи были относительно плачевны. Их территории переставали быть плодородны, люди становились голодны и несогласны с властью, все больше и больше их бывших территорий становились под чужими флагами и занимались самоуправлением. Их семья теряла влияние клочок за клочком и едва оставалась на плаву достаточно для того, чтобы хотя бы просто поддерживать свой собственный замок, хранящий в себе страшные тайны древнейшей магии.
***
Когда девочке было тринадцать лет, тот мир, который она так хотела увидеть, пришел к ней сам. Когда отец предложил ей пойти с ним посмотреть на мир, она не представляла, чем это могло закончиться. Ее узнали - по семейному гербу на одеждах, по описанию ярко-рыжих волос и голубых глаз, да по имени. И результате непродолжительной битвы Эриндис оказалась похищена, и это, вне сомнения, изменило не только всю ее жизнь, но и историю всего ее клана.
Раньше она часто считала, что жила в семейных имениях как птичка в клетке, а сейчас она в этой клетке оказывалась будто дикое, опасное животное. Люди ненавидели ее, боялись, и надеялись использовать в своих целях. Эриндис должна была стать и разменной монетой, и рычагом давления на весь клан Химмелен-Фьелль. И сказать, что семья была в ужасе и ярости, было не сказать ничего. Они строили планы, они вели бесчисленные переговоры, и они заставляли Фрейдис вырывать
на собственной голове волосы от бессилия и горечи.
Прошло больше года, и из ненавистного пленника Эриндис становилась частью народа - ее больше никто не пытался держать взаперти и причинять боль. Жители звали ее дочерью богов, что могла сделать землю плодородной, остановить грозу, и залечить раны. Они знали, что такое магия, и слышали о ней в тех историях, что они читали детям на ночь, и в их понимании все они были способны на магию, несмотря даже на то, что магия эта исчезала и мельчала все больше и больше, пока от нее не оставалось практически ничего. И видеть такое количество силы было для них совершенно немыслимо и прекрасно. Из врага Эриндис стала благословением, и из бедности они выбрались к богатству. И пускай сама волшебница и нашла свое счастье из невероятного горя, она скучала по дому. Именно поэтому, когда к ней явился ее отец, она была счастлива, что наконец-то сможет увидеть этот свой дом. Вот только отец вернулся с группой наемников, разрушил тщательно отстроенные Эриндис дома, и, не слушая дочь и усеяв снежные луга мертвыми телами, вырвал дочь из этого нового мира. Вот только он не вернул ее домой.
Эриндис кричала на него, сбивая голос, но Рагнвальд не собирался этого даже слушать. Ему, на самом деле, было совершенно все равно и на нее, и даже на собственный клан, он пришел в ее новую семью для того, чтобы избавиться от дочери еще один раз - отдав ее в замужество за огромную сумму денег. Оказывается, слухи о том, что в каком-то селе появилась девушка, что способна на настоящие чудеса, распространились даже на самый юг огромного острова, далеко от их дома и подконтрольных территорий. И местный правитель Сигурд решил подчинить себе силу богов, убедившись в том, что и его потомки будут рождены с магией а все подчиненные будут в страхе. Эриндис не ожидала от отца подвоха - она путешествовала с ним туда, куда он скажет, думая, что идет домой, а на самом деле стало слишком поздно. С тех пор, как родной отец передал ее новому мужу как отару овец, никто больше не видел Рагнвальда. Он схватил свои богатства и исчез далеко и надолго.

от Фрейдис

Человек, пришедший издалека - всегда риск, на который наш клан долгое время не решался. Но ни один род не может существовать долго без вливания свежей крови и потому тебя, пришельца, приняли если не с распростертыми объятиями, то без нареканий. Ритуал принятия в род вплел тебя в наше разветвленное фамильное древо и открыл доступ ко всем семейным тайнам. Ты знаешь о нас и преследующем нас проклятье слишком многое. Мы сами вложили этот отравленный кинжал в твою руку. Теперь я вижу,какая это была ошибка, но в то время, когда только состоялось наше знакомство ты казался неколебимой надежной скалой, рядом с которой можно уверенно вышагивать бок о бок и противостоять суровой реальности. Я не была ослеплена чувствами, выбирая тебя на роль своего стража, руководствуясь только здравым смыслом.Выбирала тебя из десятка других достойных, как выбирают охотничьего пса - за силу, скорость,выносливость и преданность. Твое образование придавало мне уверенности в том, что иных знаний тебе не требуется. Нет, я не была ослеплена тогда, это случилось позже, когда ты уже был моим мужем, отцом моих детей, подлым обманщиком, продавшим нашу дочь в рабство. Моя ослепленность не позволила сразу перегрызть тебе горло, как после твоего побега мне часто виделось в моих снах. Теперь ты угрожаешь открыть нашу тайну миру и я стремлюсь найти тебя, чтобы стереть с лица земли, пока мои эмоции все еще теплятся, пока человеческая память еще не выцвела окончательно, пока, пребывая в шкуре волка, я все еще помню твой запах и почему я так тебя ненавижу.

Эриндис стала главой своего клана как и ее мать, превратившаяся в волчицу - и они не собираются прощать того, что с ними было. Но вот только желание и возможность это очень разные вещи.

❖ ПОСТ

от Эриндис

Была бы Эриндис обычным подростком, она бы громко выдохнула, вырываясь из объятий матери. Она бы вскинула головой, крикнув "да что ты понимаешь" и свернулась бы калачиком в своем одиночестве словно бы в мягкой перине. Дети, на самом деле, не любят быть понятыми, и они не хотят быть счастливыми. Только лишь начиная замечать, что мир вокруг них совершенно не соткан из мягкого и податливого материала, они начинают все глубже и глубже закапываться в несправедливость и боль, считая при этом, что только они одни, и никто вокруг них никогда не сможет посмотреть на мир тем же взглядом, которым на мир смотрят они.

Но вот только у Эриндис не было такой роскоши. У нее вообще с раннего детства ни в чем не было роскоши, что уж там говорить о чем-то "нормальном" вроде счастливого детства. Она с четырнадцати лет уже совершенно все умела сама - и доверять, и проверять, и выживать. И у нее не было времени на бесполезные хлопания дверьми, проростки независимости и жалость к себе. И приходилось поумнеть, приходилось стать сильной. Приходилось втаптывать куда поглубже собственные эмоции и впивающуюся острыми шипами боль и все ради того, чтобы лишний раз просто втянуть в себя воздух. Она была в аду и сделала его своим домом. Оттуда она попала в другой ад, и снова сделала тот своим. А сейчас что? Снова по-старому стоило ей только подумать, что сейчас все станет лучше?

Хрип, сорвавшийся с ее губ, напоминал крик. Кожа готова была лопнуть подобно мыльному пузырю, наполняя все помещение своим похоронным звоном. Или же только ее собственную голову, по которой сердцебиение било будто молотом по наковальне? Позвоночник будто изгибался небесным змеем, словно только впервые ощутив на себе дыхание свободолюбивого солнца. Что-то внутри почуяло ее слабость, и это что-то сейчас прижималось к земле, готовясь к прыжку, и приподнимало свой нос, становясь по ветру. Что-то внутри ее самой готово было вонзить в нее свои клыки и разорвать на части. И это что-то, пропади оно пропадом, было знакомо ее матери. Потому что если бы не было, она бы никогда не говорила ей перестать бороться. Потому что если чему-то Эринлис и научилась, то это ценить хороших советников, потому что таких не сыскать сколько бы ты ни старался. Кровь гуще воды, а кровь клана Химмелен-Фьелль, кажется, была сделана из нервущегося жгута.

- Что... - Сбитое дыхание, пересушенное горло. О, это был худший припадок из всех, что когда-либо случались. Это была худшая боль, что ей когда-либо приходилось переживать, потому что на этот раз ее обидчиком не был другой человек. Легко переживать через боль, когда ее наносит неуверенный в себе неудачник. Трудно, когда источником твоей боли выступаешь ты сам - особенно когда ты, это человек, который пережил не одиного такого вот неуверенного себе неудачника, что пытался причинить ей боль. И тем не менее, Эриндис не торопилась отпускать, не зная, что именно ее ждет по ту сторону своей человечности. Догадываясь, но... Как же ей было страшно, и как же хотелось кричать. И что же, что же сделало это с ней и как теперь с этим жить? "Но ты ведь знаешь ответы, мама? Ты же знаешь?.." - что произойдет если я перестану сопротивляться, мама?

И пускать она просто скажет ей правду, какой бы та ни была гнусной. Эриндис, что же, она пережила слишком многое чтобы пугаться тому, что еще может быть впереди. Она подчинила себе целые поселки, города, пол острова, даже когда ее списали со счетов и продали как голову скота на рынке. Она прошла слишком далеко, чтобы останавливаться сейчас. И сделала слишком много, чтобы останавливаться на пол пути. Что бы это ни было, она сможет с этим справиться. "Так скажи мне правду, мама. Что ждет меня если я... позволю этому выйти на свободу?" Потому что Эриндис никогда не была обычным подростком, который не хотел смотреть на себя со стороны. У нее не было роскоши не доверять собственной матери. И, что бы это ни было, Эриндис знала, что ее мать ее понимает. Эриндис это чувствовала. Чуть ли не собственным носом, собственным сердцем, да собственной кровью. "Какой тайной со мной не поделились, мама?"

от Фрейдис

Неправильное это было время и Фрейдис корит себя за промедление, но лишь несколько горьких мгновений. Укоры себе не помогут ее дочери, не распутают сложную сеть обстоятельств, приведших именно сегодня членов клана на совет. Эриндис быть обязана присутствовать там, в добром здравии и не растеряв ни толики своей заразительной решительности, поражающей сердца людей, как обжигающие ветра жестокой северной зимы.

О, будь у нее время. Было бы время открыть все, поведать известное о проклятье, научить дочь слышать глухой рык ее второго "я", жаждущего стать первым.  Примирить с волком, научить ценить незримое его присутствие и не страшиться того, что однажды произойдет с той же неотвратимостью, с какой белые ночи сменяют долгую ночь. Впрочем, на многое из этого времени будет более, чем вдосталь. Но не на главное.

Дочери Серейя учат своих дочерей слышать волка с самой первой их месячной крови. В дурмане раскуриваемых над жаровней трав, в жарко натопленных комнатах, теплом выгоняя напряжение из мышц, в полной тишине и темноте они касаются проклятой своей крови и призывают проклятье показаться и сдаться на милость им. Балансируя на тонкой грани между неуступчивостью и принятием, они переживают свою первую трансформацию без выворачивающей жилы боли и панического оглушающего страха. Но у Фрейдис под рукой ни трав, ни жаровен, ни времени. Лишь истязаемая болью и страхом дочь, чья воля так неуступчива, что может и вовсе не принять в себе волка, обрекая раз за разом себя битву, из которой не выйти победительницей.

Но в неуступчивости этой и силе может быть достаточное подспорье, если удастся ее направить. Сбрасывая с плеч дочери мягкий домашний мех и со своих - тяжелый, густой, защищающий от сурового ветра, Фрейдис разворачивает Эриндис к себе. Выпутывает из медной гривы медные гребни, расслабляет тугой ворот платья, держащий голову дочери высокого и гордо, каждый вдох вымеряя на точных весах. Сыплются и беззвучно тонут в мехе кольца - только их носит Эриндис, не принимающая ни колье, ни браслетов.  После кандалов и ошейников, верно, ей чуждо все, что обхватывает, стягивает и душит.

- Обо всем подробно мой рассказ будет позднее. Сейчас - о главном. Множество волчиц ты встречала на Серейя. Мы не приручали их, они - и есть мы. Это проклятье, что преследует всех дочерей нашего клана, оно в нашей крови многие сотни лет. Та боль, что чувствуешь ты - так второй твой облик силится стать первым. Я говорю тебе не противиться, потому что только так ты сможешь взять над ним верх. Зверя можно держать в клетке, но однажды он вырвется и перегрызет пленителю горло. Но корми зверя с рук и он не воспротивиться даже, когда ты наденешь на него ошейник.

Продолжая говорить, она уводит дочь прочь от стола, ближе к камину, где едва теплится живой огонь. Разворошив угли, Фрейдис добавляет дров и горючего порошка, от чего пламя с жадностью набрасывается на мертвое дерево, облизываясь и меча во все стороны горячие искры. Тяжелый смолистый запах лесов Серейя окутывает женщин - не лучшая замена травам, но лучше того чуждого запаха, исходящего от Эрин, что так тревожит волка во Фрейдис. Что так тревожит волка внутри ее дочери.

- Когда ты перестанешь сопротивляться, отпустишь свой страх или вверишь его моим рукам, отступит и боль. Я чувствую, что твоему волку не терпится вырваться на свободу и лишь твоя несгибаемая сила воли не позволяет случиться этому. Отпусти себя, родная. Превращение займет немного времени, но ошеломит тебя, верно. И испугает. Будут чудиться иные запахи, иным станет зрение и тебе может показаться, что пути обратно уже не будет.  Но это,- она обхватывает бледное влажное лицо дочери ладонями и вынуждает на себя смотреть, всю свою уверенность желая вложить в ее разум,- не так. Ты будешь помнить, кто ты есть, и кто есть я, сидящая рядом с тобой.  Чтобы вернуться к себе ты должна будешь пожелать этого так же сильно, как если бы желала избавления от этого бремени. Не спеши вернуться сразу. Вдохни иные запахи дома, посмотри другими глазами, почувствуй иначе тело свое и тогда возвращайся.

Крепкие сухие пальцы Фрейдис избавляют дочь от оков темного глухого платья. Все, чему вынужден будет сопротивляться зверь выломает тело Эриндис новым витком боли, а ей достаточно уже. Достаточно ее исстрадавшейся и выжившей, несмотря на все выпавшие ей испытания, дочери любой боли. На бледной коже спины, на животе и бедрах ее видны отметины чужой жестокости и Фрейдис обещает себе, что разорвет горло всякому, кто осмелится теперь причинить ее девочке боль.

- Слушай мой голос, родная,- обняв вздрагивающие обнаженные плечи дочери, прижав голову ее к груди Фрейдис шепчет ей уверенно и ясно, не позволяя ее рассудку ускользнуть в тенета страдания и страха,- и слушай ее, ту, что взывает к тебе изнутри. Смотри на мое лицо, родная. Я многие годы живу со своим зверем и он все еще не взял надо мной верх. Выпусти ее и ничего не бойся.

❖ СВЯЗЬ
Напишите в гостевую и мы объявимся!

Все описанное здесь совершенно не принципиально, вы можете поменять и имя, и возраст, и место рождения и место проживания и биографию и все на свете, так что обсуждаемо.

Ты родился в бедной семье где-то в окрестностях Бирмингема, твой отец занимался тяжелой работой, а твоя мать медленно но верно погибала от туберкулеза. Ты уверен, что иногда помнишь ее теплое касание на своих волосах и глубокие серые глаза, смотрящие прямо в душу. У этой семьи не был практически ничего, кроме друг-друга, но они продолжали любить, пока любовь еще могла существовать. Ты был совсем еще ребенком, когда впервые увидел смерть - твоя мать была настолько легка и худа к тому времени, что ты едва заметил, как из нее испарилась жизнь, и вы с отцом остались одни.
[indent] Отец работал как мог, зарабатывал мало, а все что у него оставалось он пропивал в попытке заглушить боль от потери любимой девушки. А ты, предоставленный самому себе, бегал по городу в попытках раздобыть себе хоть какую-нибудь еду или возможно даже работу. Однажды зимой, в холодную ночь, ты бежал из своего дома в поисках тепла, и впервые пронырнул в городскую церковь подобно мыши. И там ты нашел столько тепла, насколько это возможно. Церковь стала твоим новым домом, священнослужители в ней - новой семьей. И ты решил остаться в этой церкви. Престарелый пастырь щурился, когда учил тебя читать, а сам ты в упоении работал целыми часами, чтобы помочь кормит бездомных супом в рождественскую ночь. Ты был уверен, что в этой церкви проведешь всю оставшуюся жизнь.
[indent] Но жизнь всегда изгибается под неожиданным углом, и в один день к тебе на стол опустилось письмо, которое принес немолодой мужчина, представившийся директором Школы Магии и Волшебства Хогвартс. Ты был волшебником. И это, говоря по правде, было против всех твоих убеждений и ты даже и не хотел идти. Из всех людей, что могли тебя убедить, это был пастор, что опустил свою слабую руку на твое плечо и сказал, что это дар, который ты не должен отпускать. И ты решил пойти.
[indent] За все эти годы Хогвартс так никогда и не стал тебе другом. Ты был прилежен, приятен, и искрометно добр, учителя любили тебя, как и остальные ученики, несмотря на твои "странности", так они говорили. Ты никогда не расставался со своей верой с Богом, и те чудеса, которые ты учился сотворять, только подтверждали твои убеждения. Но ты никогда не понимал, почему магия никогда не была использована для того, чтобы сделать жизнь лучше и не мог справиться со всем тем эгоизмом, что окружал тебя изо дня в день. Ты цитировал строки из Библии и любил всех, что окружают тебя, но твое добро было использовано против тебя.
[indent] Тебя подставили. История, что стара как мир: аристократ, решивший пронести в школу темный артефакт, который вышел из под контроля, и ты, Том, которого обвинили во всем произошедшем. Никто из тех, что тебя знал хоть немного, не верил в то, что ты был виновен в покалеченных детях. Учителя и друзья в унисон говорили о том, что ты никогда не испытывал интереса к темной магии и не смог бы даже позволить себе подобный предмет. Но семья богатого слизеринца наняла лучших правоведов в стране, подкупила пол Визенгамота, и в результате этого долгого и болезненного процесса, ты был изгнан из школы.
[indent] Учителя пытались найти тебе иное место, друзья старались поддержать, но ты лишь качал головой, осознавая, что Бог он работает своими неизведанными путями, и не стал противиться. Ты решил вернуться туда, где нужен был больше всего - в свою церковь, и принял сан. Магический мир предал тебя, и ты не хотел в него возвращаться. Через несколько лег умер твой отец, умер твой пастор, и ты знал, что магический мир мог бы их спасти, да не стал. Пришла война, унесшая столько жизней, что и не счесть, и магический мир снова не смог никого остановить. Магический мир, казалось бы, даже и не пытался.
[indent] Но шли годы, и ты перестал даже вспоминать о магическом мире. Ты решил для себя, что поможешь всем, кому можешь помочь, и спасешь всех, кого можно спасти, и именно этим ты и занимаешься. Мудр не по годам, когда ты не готовишь службы для прихожан ты помогаешь им добрым словом или уверенным делом, собираешь вещи для бедных и помогаешь нуждающимся поступить в университет. Ты стал человеком науки, получив образование и понадеявшись, что ты сможешь что-то изменить, и медленно из различных церквей Англии перебрался и в Европу. И со временем сам стал пастором церкви в Баварии. Иногда ты был способен на чудеса - очень редко, и всегда случайно, но достаточно для того, чтобы кто-то благоговейно зашептал, что ты должен быть причастен к лику святых. Ты лишь мягко улыбался, зная, что ты лишь инструмент в руках высших сил.
[indent] Но мир менялся. И он менялся быстрее, чем тебе хотелось бы, и становился чернее, чем когда-либо. Таинственные нападения и темные речи просачивались через самые бедные из слоев населения и ты начинал понимать, что все, что вложили в твои руки доверие, были в опасности. И что ты делал то же самое, что до этого делал магический мир - не использовал свои силы.
[indent] Война пришла на порог твоего дома, и пришло время достать свою запылившуюся волшебную палочку.

Анвен внеслась в твой мир совершенно неожиданно - укрываясь от погони, она оказалась на пороге церкви, и ты никогда не думал, что снова столкнешься нос к носу с магом. Ты не стал раскрывать того, кем был, вместо этого предложив ей помощь и тепло, и Анвен была благодарна этому. Она тянулась к твоей мудрости и теплу как мотылек к свету и вы остались друзьями.
[indent] Она приходила к тебе для того, чтобы завуалированно рассказать о своих переживаниях и работе, а ты кивал головой, понимая каждое ее слово, хоть и не раскрывая ей этого. И тогда, когда ты оказался в Баварии и понял, что тебе пора вернуться к оружию, ты прислал ей самую настоящую сову и раскрыл свою истинную сущность зная, что Анвен сражалась на правильной стороне. И ваша дружба приобрела совершенно иной оборот.

Ты может и не аврор и не мастер владения волшебной палочкой, но ты веришь в то, что в тяжелые времена каждый должен выполнять свой долг и вносить свою лепту, какой бы она ни была маленькой. Невероятно быстро освоившись на новом месте, ты быстро завоевал доверие прихожан и познакомился со своими соседями. Ты пообещал защищать магглов Баварии всеми силами и сотрудничаешь с МРАКом, докладывая организации о происходящем через свою невероятную сеть информантов, которую ты сам и создал через свое тепло и доброту.
[indent] Пока что тебя никто не подозревает - кому интересен священнослужитель маггловской церкви, кто заподозрит в нем мага? И это, конечно же, делает тебя лучшим агентом в этом месте.

❖ ПОСТ

+++

Когда-то давно за окном лился такой же дождь, как и сегодня. Когда-то давно, Анвен тоже бежала под ним, пряча лицо в вороте одежды. Когда-то давно, капли точно так же падали с пол ее вымокшего плаща прямо на порог помещения. Волшебница, казалось бы. Аврор. А не могла даже защитить собственную одежды заклинанием импервиус чтобы не выглядеть как маггл, упавший в озеро по неосторожности. Но как и сегодня, так и тогда, ни на какую магию не было ни сил, ни внимания. Где-то в глубине души даже хотелось, чтобы было мокро и холодно, где то чтобы наказать себя за непростительную ошибку, не то чтобы напомнить себе, что она все-еще была человеком.

Анвен до самой мельчайшей детали помнила тот день, когда впервые встретила человека, которому не хочется жить.

Она помнила шнурок, развязавшийся на ботинке, она помнила мокрые волосы, в которых можно было спрятать слезы, находящие на глаза. Она помнила первое серьезное дело, которое ей поручили. Это было поместье, сожженное дотла, и родители, убитые перед глазами детей, которых потом нашли сжимающимися в комок сарае. Это была вина, которую она, Анвен, не смогла доказать и девочка двенадцати лет, что была похищена убийцами ее же родителей. Девочку нашли через несколько месяцев. Она сидела на кровати, буквально фарфоровой кукле. Совсем не живая.

Капли капали на стекло и стекали у Анвен по спине, когда ее, наконец, впустили в палату, и девочка даже не поворачивала на вошедших головы. И никакие строки сухого отчета, что ей дали в аврорате, никакие обрывки информации, которую ей рассказывали в коридорах, по которым они бежали, чтобы увидеть девочку, не могли описать той пустоты, которую Анвен видела в этом посеревшем теле. Пальцы сжимали пергамент, практически протыкая его ногтями насквозь, а во рту стояла горечь, заставлявшая глаза краснеть и подбородок дергаться в немом бессилии. Как же хотелось выть от бессилия. Как же хотелось содрать с себя кожу в одной лишь ненависти к себе чтобы хоть на мгновение почувствовать хоть что-то, кроме ужаса от совершенной ошибки.

Девочка поворачивала голову, и смотрела на нее словно странная, лишенная человечности кукла. Девочка открывала рот, и из него едва выходили звуки. Но Анвен знала слова, что девочка говорила через этот приглушенный шепот. Девочка говорила, что больше ей не хочется жить.

Это было более года назад.

Но сейчас Анвен тоже бежала под дождем, сжимая в руках лист пергамента, пряча его под плащом, неуклюже вставляя ключ в дверь собственного дома. Там, на этом пергаменте - тоже строки, которые могут решать человеческую судьбу. На этом пергаменте - клейма, прожигающие сердце и оставляющие на нем уродливые узоры. Там строки, что могут читаться и как приговор, и как испытание. Там правда, которую никто не хочет знать и эмоции, которые никому на свете не хотелось пожелать испытать. Там боль, отчаяние, исступление и одиночество. Но еще там, вампусов хвост, была вера. Пока он пишет, он был жив. Если он писал ей строки, значит тянулся к помощи так, как только мог. Пока Анвен получала эти письма, что бы в них ни говорилось, у них все езе была надежда. И она, вопреки всем обстоятельствам, верила.

Сдирая печать зубами, она разворачивала письмо, скидывая покрытые грязью ботинки куда-то в угол. И так и застыла, в бессилии облокотившись на стену. Анвен читала, медленно сползая по стене вниз на пол, оставляя за собой мокрое письмо да впуская пальцы в спутавшиеся непослушные волосы. Дождь точно так же барабанил по крыше. А у той девочки тоже были голубые глаза.

"Убей меня, пока я не превратился в чудовище."

За что он благодарил ее? Что она сделала, что? Как и тогда, так и сейчас. На работе говорили, что она все сделала правильно, и что нельзя было поступить иначе. Коллеги хлопали ее по плечу и говорили, что сожалеют, что так получилось. Они жалели, ее, ее, Анвен, которая позволила этому случиться. И сейчас он, Альфред, человек, который доверился ей точно так же, как когда-то доверилась эта двенадцатилетняя девочка, говорил вещи, которые какая-то Хоффлпаффка не могла даже понять, что уж там решить. Какой же она чувствовала себя бесполезной, как поломанная палочка, которую не починит самое мощное заклинание. Что она могла сделать? Как она должна была поступить? О таком не писали инструкции, и этого не было в справочнике. Никто не говорил ей, как она могла поступить. И ей все равно говорили "спасибо", которого она совершенно не заслуживала.

"Ты не превратишься в чудовище, ты не иссохнешь, и ты не умрешь. Я знаю, что ты видел. Боль, отчаяние, и людей, полностью потерявших веру. А знаешь что еще ты видел, Альфред? Ты видел то, как жертвы становились спасателями. Как они открывали свои сердца другим и пускали в них тех, кому нужно было тепло. Ты видел забитых, что становились героями и сирот, что научились прощать. Ты видел мир, наполненный надеждой. И ты, поверь мне, станешь одним из таких людей. Я зайду с тобой куда угодно, потому что знаю, что ты выйдешь к свету и выведешь меня за собой. Я верю тебе и верю в тебя, не сомневаясь ни на минуту. Веди меня всюду, куда пожелаешь."

"А если ты провалишься, Альфред, то я умру вместе с тобой, потому что вместе с этим умрет и моя надежда. А я не уверена, смогу ли прожить без нее."

❖ СВЯЗЬ
Свяжитесь через гостевую и мы с радостью подхватим!