Заточенный кончик пера отчаянно скрипел под пальцами волшебницы. Линии её букв становились заметно острее, резче. Слова, словно зубья готического парапета, с остервенением врезались в бумагу. Розалин перечеркнула неправильно начатое предложение так, что едва не проколола пергамент насквозь. Она не могла сосредоточиться, скомкала бумагу, напряженно сжав пальцами, и взвив несчастный ком в воздух взмахом палочки, разом сожгла его. На стол опали тлеющие серые перья пепла. Розалин с удовольствием поджарила бы и весь стол целиком.
Она злилась. Нет, была в откровенном бешенстве!
Чиновница шумно вздохнула, небрежно убрала палочку и откинулась на спинку кресла, посылая взглядом зарницы в сторону кабинета начальства. Покусывая губы, миссис Хогарт безмолвно сокрушалась на сцену, которую довелось застать всему отделу. К девицам Ричарда Розалин уже давно была равнодушна, цепляли только первые, но эта!
«Мерзкая выскочка! Розье совсем выжил из ума, раз стал связываться с такими взбалмошными девицами! И что она только себе позволяет?! Заявиться сюда, да ещё трясти задницей и врываться к нему как к себе домой! Из какого борделя он её притащил?! А что она натворила на званом ужине?! Потеха всему Министерству! И вот ЭТО он всем показывает, а на меня даже взглянуть лишний раз на людях боялся. Как же, репутация! Да пусть провалится твоя репутация! Давай, тащи дальше своих замечательных шлюх в высший свет!» - клокотало у Розалин внутри. Ей было до глубины души обидно от вспыхнувшего из забытья прошлых лет чувства несправедливости. Тогда, когда они с Ричардом сошлись, он прятал её ото всех. Тайные встречи, подарки от чужих имён, одна чёртова конспирация. Поначалу в этом была какая-то особая пикантность, которая придавала остринку их отношениям. Но потом…Розалин не была из тех, кто довольствуется малым. Она жаждала признания, жаждала так отчаянно и упёрто. Всё или ничего! Что ж, вышло ничего. Снова. Досада жгла глотку ядовитой желчью. Тогда можно было понять, дело принципа. Она проиграла и с достоинством приняла это поражение. Однако то, что всё чаще происходило теперь, заставляло возмущаться от негодования.
А как она это сказала: «Он меня очень ждёт!». Роз даже фыркнула в голос, вслушиваясь в ясное воспоминание. «И девица-то недалеко ушла годками от его дочери, а умишком, кажется, и вовсе осталась где-то на уровне Хогвартских подростков. И ведь уверена в своей исключительности! И своём праве вести себя так вальяжно, будто госпожа! Госпожа мерлиновых кальсон!»

Роз прорвало, будто в давно засохшие листья обид добавили кипятка, и они ожили, расточая горький смрад. Нет, такого она не могла простить и просто так оставить. У этогй дряной пьесы обозначился второй акт - появилась Ребекка. Почти де жа вю, только вместо любовницы - выслушивать претензии дочери. Розалин прислушалась с усмешкой. Даже у Бекки лопнуло терпение - вот до чего докатился горе-отец!
Хогарт облизнула губы, оскалившись, в её глазах плясали нехорошие искры. Она знала, чего хотела. И сейчас она хотела злорадствовать. Сладко и упоённо, от всей, так сказать, души. Выдержав приличную паузу, чтобы не попасть под горячую руку начальника, женщина наспех состряпала причину заглянуть в кабинет мистера Розье. Как раз завалялись документы по оплаченным счетам и приказ на короткую командировку к вечно недовольным ирландцам.
Роз вскочила на ноги, окрылённая возможностью выплеснуть свой гнев какой-нибудь подленькой гадостью, которую Ричард, по мнению женщины, без сомнения, заслужил.
Волшебница постучала и пробралась внутрь. Она ослепительно улыбалась и пылала какой-то особой энергетикой вдохновенной решимости.
- Добрый день, мистер Розье, я правда не от скуки, а по делу, - иронично начала она, вставляя первую шпильку. – Вот, – она бухнула ему под нос бумаги, даже не удосужившись объяснить, что к чему - пусть вчитывается. А сама села на стул возле его стола и хитро заулыбалась, теребя пальцами корешок лежащего на краю томика по таможенному законодательству.
- Я тут такую забавную историю на днях слышала, - усмехнулась Роз. – Говорят, какая-то жёлтая газетёнка назвала её «Розье завёл русалку». Её..эм…хвост, кстати, оценил весь отдел, - Хогарт издевательски сочиняла на ходу про то, что слышала от знакомых сплетниц, - Ах да, передавай привет Ребекке, чудесная девочка. У неё всё в порядке? Она выглядела такой...взволнованной,- Хогарт едва держалась, чтобы не усмехнуться и не переборщить с ироничными нотками в своём голосе, фальшиво-непринуждённом.

Как упоительно было наблюдать за подбитым раздражающими досадными обстоятельствами зверем. Он пытался сохранять горделивое достоинство, но подавляемая ярость уже клокотала у него внутри, отдавая металлическим скрежетом в голос и пеленой гнева в глаза, которые даже заметно, почти пугающе потемнели. Его не могла не задеть вся эта дрянная ситуация, но, если бы не визиты настырных женщин, острые углы уже давно бы сгладились и день потёк своим чередом. «Выбор – это всегда последствия, милый» - злорадно-едко подумала Лина, обводя мужчину взглядом, подмечая детали его напряжения, он вскипал, ещё вот-вот и пар из ушей повалит.
- Зато на сомнительных девиц есть время, - остро царапнула по воздуху, прикрывая давнюю обиду и ревность укоризной. Уж послал, так послал. Сейчас и так только ленивый не знает подробности, хочешь не хочешь, а получишь в уши новые всё более вопиющие детали нелепого случая, которые, переходя из уст в уста, обрастали всё новыми обстоятельствами, а последние версии можно было отправлять в редакцию в качестве животрепещущего разоблачения века, в котором были замешаны иностранные шпионы, ревнивые женщины, чей-то влиятельный дядя, приворотные зелья и тёмный артефакт со дна какого-то древнего озера. Ну и русалки, само собой. Какой-то магозоолог даже тут же настрочил статью о влиянии оборотного зелья на русалок и опроверг тезис о скандальных пристрастиях Ричарда Розье, в который поверили впечатлительные домохозяйки, а кое-кто даже нарисовал иллюстрации этого мерзкого союза. Розалин могла бы взяться за это дело и помочь Ричарду задушить общественный резонанс, облегчив бремя плачевного исхода, но не хотела и мизинцем шевельнуть. Напротив, усугубляя его настроение.
- А теперь – выйди. Просто выйди и закрой дверь, - вымученно приказал Розье.
Женщина хмыкнула, не можешь ретироваться сам – убери всех с глаз долой. Что, достали бедного Ричарда? Какая жалость! Розалина высоко задрала подбородок и, чеканя шаг каблучками, пошла к двери, но не открыла её, замерев. Её рука застыла на древке палочки, но пальцы скользнули обратно вдоль бедра. Уходить она передумала. В тишине так выразительно отдавала пульсация негодования в теле. Злость накатила, Хогарт пронзило напряжение, даже к лицу прилила краска. Ей так хотелось высказать всё, что наболело, что долгие годы подтачивало, травило.
Блондинка резко развернулась, её дыхание стало глубже, в глазах сверкают зарницы. Гроза разразится вот-вот.
- Знаешь, Ричард, мне вот просто интересно, - вкрадчиво шипя, начала Хогарт, делая медленные плавные шаги к столу начальника. – Как работают твои хвалёные принципы. – голос звучал ядовито, хлёстко. – Ты выводишь в свет какую-то неуклюжую вульгарную потаскушку, которая в дочери тебе годится, в то время как ко мне на людях даже прикоснуться боялся лишний раз! – Тон речи повышался на глазах. – И чем же она заслужила такое…расположение, а? Я так старалась быть безупречной, достойной и что?! Девчонка покрутила задницей, и ты тут же представил её обществу! Просто…объясни! Я не понимаю! Тебе уже плевать на свою репутацию, Ричард?! Тогда к чему вся эта предвыборная возьня и куча сил, которую мы угробили на поддержание твоего имиджа?! 
Лина смотрела яростно и жёстко, из её губ сочился яд, ставший ещё более вязким и противным с годами. Она попыталась свести с личного на политический интерес, хотя, без сомнения, она принимала это близко к сердцу далеко не из-за переживаний о том, станет ли Розье в итоге Министром Магии или нет. Несправедливость – вот, что делает людям больно.

Неистовая белокурая гостья была на взводе, её грудь тяжело вздымалась при каждом глубоком вздохе, бледное лицо разгорячилось живым румянцем гнева, голос хлёстко рассекал воздух. Давно она не выходила из себя так, совершенно по-женски, слепо ведомая своими дозревшими эмоциональными терзаниями. Рокочущей пенящийся волной Розалина накатила на Ричарда, не сомневаясь в том, что этот выпад будет жестко пресечён или отражён смесью контраргументов и раздражения. Совершенно бессмысленная глупость, но её хотелось совершить, как выпустить из себя обжигающий глотку крик, освободиться, не дать ему отравить себя изнутри, будучи смиренно проглоченным. Лина не видела глаз начальника, но прекрасно знала эти усталые жесты. Хогарт замерла в ожидании неминуемого, несясь ему навстречу по инерции. И…вместо того, чтобы волна с шумом обрушилась на стену скалистого берега, её воды плавно прокатились по пологому дну, не встретив острого сопротивления. Молодая женщина насторожилась.
- Тише, Лина, а то закипишь и крышечка, взлетев, испортит мне побелку на потолке, - Розалин в ответ хмыкнула, насупившись. В сравнении чудесами выдержки Ричарда она и впрямь выкипала.
Ужалило досадой. И надо же было примчаться устраивать сцену? Приглушённый тон и ехидное лукавство её обескуражили, хотя чем дальше, тем больше приходилось удивляться.
- Закрой дверь и присядь, - волшебница плотно захлопнула дверь и мягко наступая, будто недоверчиво подкрадываясь, двинулась к авантажному столу Розье.
- Ты права. Мои принципы тут не при чем. Я просто ошибся.
Хогарт застыла, смотря на Ричарда так, будто ослышалась, даже чуть тряхнула головой. На её лице забавно менялась мимика: удивление, недоумение и зачарованное упоение. Она чуть мимо стула не села и даже прищурилась: не воспользовался ли кто оборотным зельем. Всмотрелась во взгляд мужчины, цепко, проницательно, подделать такой едва ли представлялось возможным, и вся её ярость радом исчезла. Напряженные морщинки разгладились, черты лица стали плавнее и мягче.
"Интересно, я тоже была твоей ошибкой, Ричи?" - скорбно подумалось Лине, но она не позволила себе произнести это вслух, распаляя тлеющие белые угли, лишь что-то тенью мелькнуло в глазах. Осадок на дне сердца всколыхнулся горькими хлопьями и осел обратно. Не хотелось накручиваться снова, особенно, когда Розье переступил через себя. Даже удивительно, с чего бы.
Стало немного неловко, когда он вдруг так на неё посмотрел, едва не улыбаясь. Так неожиданно, что Розалина растерялась, почувствовав себя глупой вспыльчивой девчонкой. И не могла отвести взгляд. Лина могла бы вывернуть его ответ едко торжествуя, ошпарить укором, лишь бы излить мелочное "так тебе и надо, будешь головой думать, а не одним местом", но теперь совершенно не хотелось пускать в это русло не только слова, но и мысли.
- Оу, - она сделала длинный задумчивый выдох, приподняв брови, не так часто в последнее время она оказывалась без боя права в глазах Розье ещё и по таким щекотливым вопросам, так что даже терялась, что с этим удивительным состоянием делать. – Если…эм…это так…что ж, бывает, – она снова вернулась к корешку книги, поглаживая подушками пальцев выпуклую краску букв. Наверное, подсознательно ей хотелось бы погладить ладонь Ричарда, подбадривая его за то, что сумел, вопреки усталости и гневу, удержать достоинство и благородно признать промах. Любому мужчине это непросто, а Ричарду - во сто крат.
- Признание ошибки – половина её исправления, - улыбнулась в ответ Розалина. Она не стала вежливо интересоваться, нужна ли помощь, а сразу заявила:
- Я с этим разберусь, если позволишь, - у заговорщицы, разумеется, были связи в прессе, а в голове уже крутился план по устранению последствий скандала. Заодно стоит проверить, отладить механизм, если начнётся жесткое информационное противостояние, где девица в бассейне – это майские цветочки. – У меня есть на примете одно местечко, помнится, в детстве Ребекке там очень нравилось, я узнаю насчёт столика. И договорюсь с секретаршей, чтобы разгребла твой вечерний график. Поужинайте вместе. Сегодня. Она волнуется за тебя, а ты – за неё. Репутацию можно вернуть, Ричард, но не давай своим ошибкам вставать между тобой и дочерью, - Розалин говорила с тёплым участием, на правах человека достаточно близкого, совет доброго друга, не стремление учить жизни. Она знала, что для Розье значит Бекки и надеясь дотронуться до самых сакральных струн его души. Как разительно изменился тон её голоса и манера держаться, стоило правильной словесной формуле, словно заклинанию, нейтрализовать поток гнева. Желание помочь не было продиктовано попыткой в трудную минуту выслужиться перед начальником, чтобы извлечь выгоду. Скорее это искренний порыв поощрить усилие. Мог и за дверь без церемоний выставить. А вместо этого переступил через себя, проигнорировав поток буйного негодования. Не первый раз. Взгляд Лины изменил окрас, в нём появилось что-то, что можно было бы назвать словом "нежность", нечто совершенно контрастное пылкой ярости, светлое. Она не удержалась и, чуть склонившись над краем стола, поймала ладонь мужчины, легко пожав без слов.

Задержавшееся инстинктивное прикосновение отозвалось странной смесью чувств, судя по некоторому замешательству на лице Ричарда, у них обоих. Розалин стало неловко, она небрежно отвела взгляд, медленно уводя пальцы. Глаза, потеряно блуждая, наткнулись на карту мира. Уголки губ едва заметно дрогнули, но опустились. Эта была новая, с сочными красками и глянцевым блеском, свежая, сияющая как последние увлечения Розье, перешедшего на молоденьких девочек, живых, налитых соками трепетной наивной молодости. Лина вспомнила как словно случайно дерзнула коснуться Ричарда первый раз, ностальгия заскреблась где-то внутри, садня грудь.
- Куда ты дел старую карту? – вдруг совершенно неожиданно поинтересовалась Хогарт, тускло осматривая стену, сама не зная, чего это вдруг ей это приспичило задаваться подобными вопросами. Помнится, они, смеясь, как-то поздно вечером, когда все сотрудники уже разошлись, перевесили полотно из переговорной в кабинет Ричарда, было в этом что-то шкодливо-сентиментальное. Он шептал, что она, хитрая девчонка, смотрелась на её фоне тогда в представленном ракурсе достаточно аппетитно, чтобы отвлекать от Ярла. Лина, лукаво сверкая глазками и посмеиваясь, беззастенчиво целовала его в ответ, дурманя сладким фруктово-ягодным привкусом своих духов, особенно гармонично раскрывающихся на коже. Ох, Мерлин, как давно это было, сколько воды утекло. К чему теперь бередить прошлое. Чиновница не заметила, как задумалась, её отсутствующий взгляд, погружённый в себя, завяз где-то за плечом начальника, наверное, её брови хмурились или, напротив, поднимались в своеобразном умилении. Словно по щелчку, она встрепенулась и, тяжело выдохнув, сделала вид, что думала над задачкой.
- Раз уж народу так понравилось мусолить эту тему, не будем лишать их этого удовольствия, но сами зададим направление мысли, сделав его выгодным для нас, - в грудной клетке притупились некстати нахлынувшие воспоминания, на лице заиграл деловой задор: в подобных авантюрах Розалин чувствовала себя в родной стихии и была рада ввязаться в очередной манёвр подлога. – Скажем, это происки ирландских шпионов. Ты ведь недавно в очередной раз поставил дублинских выскочек на место (об этом, кстати, стоит напомнить общественности), они решили тебе отомстить и намеренно сбросили твою пассию в бассейн, надеясь… - она прищурилась, с видом писателя, сочиняющего роман, - надеясь утопить её и тем самым сделать тебе предупреждение. И совершили это на людях, чтобы не было сомнений в том, что это несчастный случай. Я найду свидетеля, подкупим пару авроров, они дадут интервью газетам и дело в шляпе. Как тебе? Это первое, что пришло мне в голову. Могу, конечно, придумать что-то посложнее, но на это нужно время и уточнить некоторые данные. – Лина поёрзала на стуле, пытаясь выглядеть непринуждённо. Она избегала прямых взглядов на Розье, может, боялась, что они, чиркнув друг о друга, могут снова высечь опасную искру. Сейчас это казалось реальным, может, потому что они мерно держали дистанцию партнёрства, а сейчас это пространство вдруг схлопнулось одновременным шагом навстречу. Обоюдно подавить свой гнев, переступить через раздражение, – особенное явление, свойственное людям, либо чересчур скованным нормами или обязательствами, либо же значащим больше, чем весит сила собственного эго.
Лина петляла глазами по обстановке, цепляясь за мелочи и вглядываясь в изменения, которых не хотела замечать раньше. Так или иначе, в этом кабинете было уютно, как будто тот был одной из комнат особняка Розалин. Профессия давно въелась в ореол личного, Хогарт, как и её начальник, жила работой. Дома она могла закапываться в тексты дипломатических нот с утра до вечера, в Министерстве пить чай с приятельницами - это извечно увлечённый образ жизни, который далеко не всем удаётся понять и принять.

Интересно: равнодушно выкинул, яростно порвал или запальчиво сжёг? Женщины умеют при отсутствии ответа находить его в собственном воображении, живо подбирая при том наиболее худшую из потенциальных линий развития событий, не замечая чего-то незамысловатого, непреднамеренного или менее темпераментного.
Лина помнила прохладное скользкое прикосновение пергамента к обнажённым лопаткам и бёдрам, ненавязчивый запах старинной бумаги и красок, напоминающий аромат горького миндаля, яблочных семечек с цветочно-сладковатым привкусом; и пылкое, ноющее чувство истомы и ожидания. Было зябко и гнетуще тихо, только свечи сонно покачивались, трепетая в душном воздухе кабинета. Слух не терял бдительность, ожидая услышать ритм до боли знакомой поступи, а мурашки волнения и предвкушения пробегали от верхнего позвонка и вдоль всего тела, за кружевные чашки, стискивая грудь, беззастенчиво забираясь под тугую ажурную оборку чулок и устремляясь вверх к низу живота, вызывая блаженный спазм. И желание увидеть, как меняется его измождённое лицо, как приподнимаются в удивлении брови и в чайных глазах загорается задорный похотливый огонёк. Он улыбнётся, обязательно улыбнётся и оставит эту улыбку десятки раз на её коже, щедро касаясь губами. Не верится, что это было здесь, в этом самом кабинете, который теперь выглядит как некогда хороший друг, которого видишь спустя годы: есть знакомые черты, характерные жесты, общие воспоминания, но это некто совсем другой, пугающе чуждый.

Саднящее и давящее чувство в грудной клетке ослабло, пугливо притупилось, стоило уверенной деловой хватке затолкать поглубже глупую ностальгию. Розалин настроила фокус на задачу, размывая всё прочее, отвлекающее.
- Идея хорошая, но в ней есть один существенный изъян. На фоне подобного действия и если уж я знаю что это подстава, а Робин не виновата, мой разрыв с ней будет выглядеть жестоко и нелепо, - размышлял Ричард. Лицо Лины вытянулось в наигранном изумлении.
- Разрыв? – Бровь Хогарт характерно изогнулась. Конечно, она пристально следила за всем вербальным и невербальным взаимодействием в радиусе дюжины ярдов и сделала определённые выводы. Но ведь некоторые вопросы задают лишь для того, чтобы вкусить ответ большим аппетитным глотком. – С чего же это? Надоела или уже нашёл что-то, - она нарочито не придавала этим увлечениям одушевлённости, - поинтереснее? – едко усмехнулась Розалина, откидываясь на спинку стула с видом сытой кошки. 
- Не думаю, что это важно, - усмехнулся в ответ и продолжил. - Надо поговорить с Тео. Как редактор крупного издания он может нам сейчас очень пригодится.
- Точно! – чиновница чуть прищурилась с задорной улыбкой и взмахнула в воздухе вытянутым указательным пальцем. – И как я могла о нём забыть, ммм… Надо бы навестить моих дражайших соседей Треверсов, - она загадочно улыбнулась, воображая игривую заинтересованность, искоса наблюдая, мелькнёт ли во взгляде Ричарда хоть призрачное безмолвное негодование, пусть на саму «ревность» они уже давно права не имели. Улыбаясь, Лина качнула острым носиком изящной туфли и сложила руки на груди в непринуждённой позе, закинув ногу на ногу. Покойная матушка за такое по коленкам била, но в нынешнее время общество уже не столь чопорное.
- Слушай, ну, раз вы с этой Робин, - глаза Лины расширились на долю мгновения, как по-дурацки она выдала свою прекрасную осведомлённость о нюансах этого романа, хотя обычно вообще не снисходила до признания существования каких-то там очередных девиц, уделяя им не больше внимания, чем досадному пятну на стираной скатерти, -  расходитесь, может, дадим ей хороших отступных и пусть признается, что ей заплатили ирландцы, чтобы она сделала это нарочно? Тео напишет интервью-опровержение. Ты будешь оправдан, а о ней все забудут через месяц.
Хогарт с любопытством устремила взгляд на начальника.

Оценка начальника остудила пыл Розалин, уголки её губ дрогнули вниз, а мягкий лучистый свет взгляда сменился спокойным сосредоточением коллеги. Розалин стало омерзительно, что она, идя на поводу у давней привязанности, откровенно глупеет и теряет хватку. Это не приемлемо. Она начинает открывать рот, лишь бы болтать, изыскивает поводы лишь бы задержаться в этом кабинете, пока зыбкая оттепель ещё не растаяла, оседая на потаёнными вдохами на стопки бумаг. Она ляпнула первую попавшуюся мысль, используя её как предлог, а не как цель, пыталась нащупать хоть толику ревности во взгляде Ричарда при упоминании о Треверсах. Глупо!
Хогарт задумалась, будто взвешивая свою ошибку, а сама усмиряла противоречия, вела внутреннюю борьбу. И победила, словно ударив себя по рукам, напоминая о собственном достоинстве, которое можно запросто потерять, поддавшись ностальгии. Женщина, растратившая его и мудрость, в обмен на утоление своей сердечной жажды, самозабвенно получает своё, но восхищение её экзальтированным рвением безотчетно вверить себя делает несчастную жертву чувств жалкой и вызывает восторг лишь на первых порах, а затем, словно фрукт, отдавший свои лучшие соки, она становится податливой пустой кожурой, пресной и слепой, её ум и рассудительность притупляются, и она не стоит уже ни внимания, ни сил. Ей на смену приходит нечто более яркое, самобытное, энергичное, интригующее. «Только такие женщины, верные своему содержанию до последнего, заслуживают крепкой любви и получают её», – вывела как-то раз Розалин. Даже призрачная тень деградации из-за чувств пугала миссис Хогарт, она вдруг отчётливо испугалась забыться и растерять свои преимущества. Это свойственно юным незрелым натурам, но Лина уже достаточно повидала, чтобы не попасться на уловки наивного идеализма.
- Ты прав, - с лёгким кивком головы рассудила Розалина, чувствуя себя теперь свободнее, волнения улеглись в жилах, эмоции, распаляющие её, схлынули, позволяя соображать с большей ясностью и остротой. Во взгляде чиновницы не было сейчас сентиментального восхищения женщины мужчиной, но было глубокое уважение его профессионального навыка, как бы говоря: «Вы истинно достойны своего положения, сэр».
- Полагаю, лучше всего будет обстоятельно подумать над этим в обществе Тео, его изворотливый ум может предложить такой выход, который ни за что не пришёл бы в голову, - она хотела сказать «нам», но почему-то заменила, чуть запнувшись на другое, - тебе или мне. Свежий взгляд под новым углом зрения и его мощный типографский инструмент запросто поправят твоё положение, - она ободряюще улыбнулась, но эта улыбка была не такой сердечной как в тот момент, когда Лина вдруг коснулась его руки.
- Что ж, Ричард, я достаточно отвлекла тебя от работы, так что, - она вздохнула, улыбнулась чуть шире с лёгким оттенком неловкости и встала. Сейчас она со стыдом вспоминала, как, взвинченная, пылая закровившей обидой, явилась сюда, плескала яд. Эмоции – признак слабости. Как легкомысленно было её обнажать. Дело ведь прошлое, что уж теперь. Лина будто уговаривала сама себя и ей это, кажется, вполне удавалось.
Она поднялась, но замялась, думая, как правильно сформулировать фразу, ей не нравилось слово «необходимо» и она искала подходящее слово, чтобы с большей вероятностью получить положительный ответ, но, между тем, не навязываться.
- Если моё присутствие у Треверсов будет желательно, дай знать, - она постаралась прикрыть свою заинтересованность прохладой формальности.